— Прошу, Дерая, выслушай меня! Покинь Храм. Разыщи Пармениона. Делай все, что захочешь — только не следуй по моему пути.

Дерая рассмеялась. — Где были твои сомнения, Тамис, когда ты направляла ко мне всадников, когда я была связана и лежала поперек седла их вожака? Где были они, когда ты незримо витала надо мной и блокировала мои страхи, подталкивая бежать с Парменионом и быть проклятой за это?

Тамис отпрянула от гневного порыва спартанки. — Нет, прошу! Я молила тебя о прощении. Пожалуйста!

— О, Тамис, мой добрый друг, — мягко сказала Дерая, с холодными глазами. — Я даю тебе свое прошение. Но я видела, как ты прервала предыдущее Рождение Темного. Как хитроумно — проникнуть в сознание девушки и заставить ее броситься с башни. Возможно, этот же способ я изберу и в этот раз. Я подумаю над этим.

— Прекрати! Молю, Дерая. Я ошибалась. Не повторяй моих ошибок.

Дерая прикрыла глаза. — Я должна остановить Рождение Темного. Ты отняла мою жизнь, Тамис, — ты лгала, обманывала, манипулировала. Если Темный Бог победит, то все это будет напрасно. А я этого не хочу! Я спартанка и не сдамся в этой битве. А теперь, — сказала она, взяв женщину за руку, — расскажи мне все, что знаешь о Темном Рождении.

— Не могу!

— Ты передо мной в долгу, Тамис! За все, что я потеряла. Говори. Или, клянусь, я принесу смерть Филиппу Македонскому, и всем прочим приспешникам Темного Бога.

Слезы выступили на глазах Тамис. — Ты мое наказание, — прошептала она. — Ты — перерожденная Тамис.

— Скажи мне то, что я должна знать, — велела Дерая.

— Ты обещаешь, что не станешь никого убивать?

— Обещаю, что никогда не опущусь до убийства.

Тамис вздохнула. — Что ж, я поверю тебе, хоть душа моя будет проклята, если ты обманешь меня. Ты видела события в Македонии? Конечно видела. Возвышение Филиппа, рождение нации. Это рождение возвещает о приходе Темного Бога. Его телесное воплощение появится в Самофракии, в Ночь Третьей Мистерии Высокого Лета; всё готово к этому. Его матерью станет Олимпиада, дочь Неоптолема, Царя Эпирского. Отцом будет Филипп Македонский. Он уже был околдован, приворожен к ней. У тебя будет лишь одна возможность добиться успеха. Чтобы Темный Бог родился на свет, все должно случиться в определенный момент, когда звезды располагаются в особом порядке, и это будет длиться лишь один час в ту самую ночь. Если ты отважилась избрать этот путь, то тебе надлежит отправиться в Самофракию и сорвать церемонию.

— Высокое Лето — это лишь десять дней, начиная с нынешнего, — сказала Дерая. — Как мне попасть в Самофракию вовремя?

— Врата, что я показывала тебе, ведут к путям между миров, между времен. Слушай меня, Дерая, ибо это последний раз, когда ты видишь меня, и потому ты должна хорошо усвоить мой последний урок.

***

Дерая открыла глаза и увидела рассвет, озаряющий небо, и отступающие перед ним звезды. Она встала, налила себе кубок воды и медленно выпила его.

Самофракия, Остров Мистерий. Она вздрогнула. Тамис однажды назвала это место владениями Темного Бога. Мысль о путешествии вызвала сильнейший приступ страха, почти паники… но Парменион будет там, вдруг поняла она. Впервые за почти четверть века они снова будут вместе. Но что дальше? Она уже не та огневолосая девица-подросток, которую помнил Парменион, а он — не тот застенчивый юноша, который готовился стать воином. Их разделяло теперь нечто большее, чем время. Однако хорошо будет вновь побыть рядом с ним еще раз.

Со смешанными чувствами наблюдала она за успехами Филиппа: сначала, в прошлом году, победа над иллирийцами; затем, поход в Фессалию, дабы укрепить южные границы, вторжение в Пеонию и осада города Амфиполь.

Теперь волки великих городов смотрели на Македонию совсем другими глазами. Если раньше они видели перед собой лишь овцу, которую доят либо ведут на убой, то теперь они имели дело со львом — молодым и сильным, гордым и дерзким.

Гордость Дераи за достижения Пармениона была омрачена печалью, ибо чем могущественней становилась Македония, тем страшнее будут последствия восхождения Зла на престол.

Страх охватил ее. Она почуствовала себя ребенком, который видит лесной пожар, огромную стену пламени, которая вспыхнула, чтобы испепелить весь мир. «И как мне остановить это?» — терялась она в сомнениях. Взглянув вниз, она увидела кубок с водой в своей руке. Тут она улыбнулась и прошла в комнату Тамис.

— Я сдержу данное тебе обещание, Тамис. Я не буду убивать. Но если приспешники Темного Бога явятся за мной, они умрут. Потому что в этом меня ничто не связывает.

Одеяло по-прежнему покрывало тело. Когда Дерая его откинула, то увидела лишь распавшийся скелет, истлевшие кости. Когда она поднимала одеяло, череп покачнулся на подушке и упал на пол, разбившись на мелкие осколки.

Самофракия, Лето, 357 год до Н. Э.

Переправа была спокойной, и судно плавно вошло в док, три ряда гребцов опустили весла в воду, чтобы замедлить это продвижение. Моряки швырнули канаты людям, ждавшим на причале, и огромный корабль был пришвартован к берегу.

Филипп сошел по трапу, за ним высадился Парменион.

— Я едва могу сдержать свое возбуждение, — произнес Царь, когда они вдвоем ступили на твердую землю, взирая на поросшие деревьями холмы. — Как думаешь, она уже здесь?

— Не знаю, государь, — ответил Парменион. — Но мне не по душе, что так мало стражи. Тут могут быть убийцы, нанятые любым из наших врагов.

Филипп рассмеялся и легонько толкнул Пармениона в плечо. — Ты чересчур беспокоен. Мы всего лишь путешественники, странники, наемники. Лишь несколько человек знают о моих планах.

— Антипатр, Аттал, Никанор, Феопарл, Симике… одни боги знают, кто еще, — проворчал Парменион. — Всего одно неосторожно оброненное слово может погубить тебя.

Филипп хмыкнул. — Этого не случится, друг мой; так предначертано богами. И, как бы там ни было, со мной прибыл для защиты сам Македонский Лев. — Он снова засмеялся над беспокойством Пармениона. — Знаешь, тебе, пожалуй, стоит подумать, не взять ли жену — или любовницу. Ты чересчур серьезен.

Высокая жещина в черных одеждах подошла к ним, низко кланяясь.

— Добро пожаловать в Самофракию, государь Филипп, — сказала она.

— Прекрасно, — прошептал Парменион. — Парад, наверное, уже подготовлен. — Женщина насмешливо посмотрела на него, затем снова переключилась на Филиппа.

— Сегодня вечером будет дан пир в твою честь, а завтра состоится охота в верхних холмах.

Филипп взял ее за руку, поцеловал ладонь. — Благодарю тебя, благородная женщина. Это для меня большая честь быть встреченным посланницей такой грации и красоты. Но как ты узнала о моем прибытии?

Женщина улыбнулась, но не ответила.

Она провела их через наводненный народом городской порт к месту, где ожидали еще две женщины, держащие за удила двух белых жеребцов. Первая из них указала в сторону белостенного дворца, что стоял в миле к северу. — Ваши покои готовы, о благородные мужи. Надеюсь, эти кони придутся вам по душе.

— Благодарю, — ответил Филипп. Животные были хороши на первый взгляд, но грудь у обоих была неширокой, а это, как знал Филипп, означало мало места для легких и сердца, и, следовательно, им недоставало силы и выносливости.

Двое мужчин оседлали коней и медленно поехали ко дворцу, женщины сопровождали их пешком.

В полях слева и справа лошади щипали траву. Они были тонконоги, многие из них — с выгнутыми спинами, позвонки выпирали на них, делая их неудобными для верховой езды.

Филипп с трудом скрывал свое отвращение. — Зачем вообще содержать этих бесполезных животин? — спросил он Пармениона.

Спартанец откинулся в седле. — Повозки и колесницы, государь, но не всадники. Очевидно, они не обучаются верховой езде.

Царь хмыкнул. Ничто так не печалило македонца, как плохое коневодство.

Бодрое настроение вернулось к нему во дворце, где их встретили еще три прекрасных женщины, одетых в зеленое и желтое. — Здесь что, совсем нет мужчин? — спросил он.